Солнце

Эссе

Сквозь золотисто-зелёную молодую, но уже густую, листву едва пробивается солнце. Оно с непостижимой щедростью льет свои лучи. И всё, что в них только попадает, тотчас становится сияющим – какие-то рои насекомых, какие-то паутинки, цветочная пыльца. А если луч падает на капли влаги, они вспыхивают искорками, расцвечивая лес великолепным праздничным убранством. Внизу струится ручей, то и дело выскакивая из земного мрака, чтобы ответить изредка попадающим на него лучам ответным радостным светом. Свежие мощные папоротники образуют над ним сень. Вода ручья темна, поэтому лучи, если смотреть по их ходу, тонут в ней, порождая мягкое сияние цвета охры.

Высоко над лесом плавится золото облаков и, кажется, течет сквозь его узорчатое сито, оседая неровными бликами повсюду, без разбора – в жирную грязь, от чего та начинает парить; на покрытые мхом и лишайниками стволы деревьев, от чего этой, более привыкшей к мраку поросли, как-будто становится неуютно; на мелкую живность, ведущую обыкновенно скрытный образ жизни. И, кажется, если представить, что всё вокруг поёт некий торжественный гимн солнцу, то обитатели мрака точно создают несколько печальный фон, как бы говоря: солнце ненадолго – ловите его, потому что потом непременно придёт мрак, и ваш торжественный гимн затихнет. Подует ветер, польёт дождь. Потом опустится туман. Наступит тишина, в которой едва слышно лишь будет журчать ручей.

Всё так. И это хорошо! Кто бы стал ценить солнце – не будь мрака и сырости? Жители жарких пустынь, наверное, тоже радуются солнцу, но не так, как мы. Они вынуждены прятаться от светила, когда оно в зените, - точно от всепожирающего огня. Они закрывают окна своих жилищ, сберегая драгоценную прохладу. Они кутаются от жары – точно мы от мороза. Звучат ли в жарких пустынях гимны солнцу? Или же там более воспеваются луна и звёзды?

Первыми звездочётами были халдеи. Полумесяц – эмблема мусульман. Те и другие вышли из жарких пустынь. Днём их окружали раскаленные пески, а порой, еще более впитывающие в себя жар, россыпи камней. Зато ночью – сияющее торжество безбрежной бездны бездонного неба! Как же им было не воспеть его?!

Мы привычны к мраку, холоду и сырости. Именно поэтому так и ценим чистое сияние дня. У нас короткое лето и долгая зима. Но даже среди зимы солнце радует своим сиянием, точно непременным обещанием своего будущего всепобеждающего торжества.

У них – нестерпимый жар дня и долгожданная прохлада ночи. Нечто постоянно расслабляющее. Днем невозможно полноценно работать по причине неотступного зноя. А ночью кто же работает? Может быть, отсюда – напряженная мечтательность, причудливые сказки «Тысячи и одной ночи»?

С осенью к нам приходит грусть увядания. Солнце появляется всё реже. Зато когда оно, наконец, пробивается сквозь сырость, мрак и холод, всё начинает сиять радостными мажорными тонами. Листва, ставшая желтой, алой, медной, бронзовой, золотой, точно вобравшая в себя память лета, делится ею с нами, окутывает собою остывающую землю, постоянно падая на неё. Тепло, оставшееся в листве, земле необходимо, чтобы позволить ей весной дать свежие зеленые всходы.

В жарких пустынях осень, наверное, приносит радость: жар солнца становится умеренней, проливаются долгожданные дожди. В более продолжительные ночи звёзды в очистившемся от пыли прозрачном воздухе раскрывают своё величие. Они царят, объемля землю, точно остужают её голубоватым прохладным сиянием.

С приходом зимы мрак у нас всё более сгущается. Он становится особенно тягостным, когда долго не выпадает снег, а почва раскисает от переизбытка влаги. Однажды холод пересиливает сопротивление осени, и на смену грязи приходит ослепительное сияние снегов. Каждая снежинка – искрящаяся звёздочка, собравшая влагу в кристаллы. Россыпи звёзд повсюду – под ногами, на деревьях, в ночном небе. И даже в воздухе в морозные дни и ночи – звёздная пыль.

Ближе к весне мириады водяных звёзд, кажется, зовут и притягивают к себе солнце, споря с ним силой своего сияния. Но не могут устоять перед его жгучими лучами. Звёзды плавятся, а будто бы ниоткуда являющаяся влага начинает отражать в себе синеву глубокого неба.

Весна несет в себе радость воскресения природы. Снег, давший утешение после грязи поздней осени, точно, чувствуя теперь свою ненужность, исчезает, превращаясь в так необходимую теперь растениям живительную влажность. Земля набухает, вбирает тепло, чтобы с непостижимой щедростью вдруг извергнуть из себя целые зеленые ковры с искрами первоцветов. Чуть позднее оживают деревья, покрываясь, словно в память о растаявшем снеге, белыми цветами. Воздух наполняется ароматами и пением птиц.

Жаркие пустыни весной тоже преображаются, но как-то робко, точно опасаясь своим цветением вызвать гнев всё более враждебно раскаляющегося неба и распаляющейся земли. Вскоре влага испаряется, и пустыни мертвеют. Они лежат под солнцем, молчаливые и бесплодные, отвечая едва внятным шёпотом скользящих песчинок на печальную песню бедуина.

А ведь что такое солнце? Раскаленный клубок, сгусток термоядерных вихрей. Что такое луна? Мертвенное небесное тело, отражающее неровной своей поверхностью непрекращающееся сияние светила. Не смешно ли это – воспевать гимны термоядерной печи или несущейся во мраке каменной глыбе? Нет ли здесь мучительного раздвоения между наукой и поэзией? Первая заносчива и насмешлива, вторая – выспрення и обидчива.

Какая же сила способна примирить поэзию с наукой, метафизику с реализмом? По всей вероятности, сила, что предшествовала как той, так и другой. Эта сила именуется религией, то есть связью с тем, что не могут воспринять, исчислить, определить самые изощренные приборы. Но что открывается постепенно прозревающей душе, хотя бы она была совершенно лишена телесного зрения.

Религия превращает объекты мысли и художественного вдохновения в символы, которые накладываются друг на друга, взаимно проникают друг в друга, шествуя в неведомую даль между определенностью и неопределяемостью, увлекая нас за собою.

Тогда солнце становится образом Богочеловека Христа, точки соприкосновения телесности и бестелесности, немощи и силы, определенности человеческой природы и неопределяемости Божества. Раскрываются тончайшие грани смыслов, легко примиряющие поэзию с наукой. Первой они полагают пределы, обуздывая бесплодную мечтательность. Второй сообщают дерзновение полета. В религии – первоначальная неразделенность человеческой души с целостным восприятием окружающего мира.

Солнце льёт свет. Когда же он отражается от различных поверхностей или тонет в них в силу различной степени их прозрачности, рождается спектр – итог распада световой энергии. Он являет в себе разнообразие – точно при сотворении мира, когда из простого ничто возникла вся сложность мироздания.

Человек призван через рассматривание разнообразных явлений этого мира придти к его первопричине – сконцентрировать спектр в своей душе, чтобы он преобразился в пронзающий любой мрак луч чистого света, который устремился бы к Солнцу Правды Христу.

Нам этот путь должен быть понятнее, чем обитателям жарких пустынь. Ведь мы совершенно искренне любим свет солнца. Значит, мы поставлены в соответствующие природные условия с тем, чтобы служить живым примером тем, для кого радость солнечного света не безусловна и даже сомнительна.

Как же много нам дано – сияющее солнце, оживляющее всякую бессловесную тварь! И как же мы неблагодарны и ленивы, если не хотим отвечать на льющийся свет ответным радостным свечением!

Сказано, что «праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф. 13, 43). Этого невозможно достигнуть, если всеми силами души не стремиться к духовному свету, если не превращать в его стихию рассеянные спектры земного бытия, если не вливаться в светлые потоки, влекущие ввысь.

Ведь в противном случае мы просто ослепнем, как та мелкая лесная живность, как мхи и лишайники, как звери пустыни, что боятся солнца, что предпочитают полумрак или темноту. Когда солнечные вихри вдруг обрушатся, пронзая всё вокруг, одновременно испепеляя и преображая, сможем ли мы слиться с ними как с близкой себе стихией или в ужасе убежим от них в любой мрак преисподней, чтобы исчезнуть в нём навсегда?

Покуда мы посередине между светом и мраком, покуда звучит поэзия, покуда дерзает наука, стоит иметь перед глазами образ стремящейся к свету весеннего солнца северной природы, потому что она задаёт должный ритм всему нашему земному существованию. Стоит иметь перед глазами образ летней и осенней природы, которая, ранее упившись солнцем, приносит плоды, что веселят сердце человека.

Священник Сергий Карамышев

Всего просмотров: 2122

Оставлено комментариев: 0

Понравилось: 3