Послание к Виктору Саулкину-4

Христос Воскресе!

Знаешь, Витя, как уже говорил, в первый год воцерковления я читал всё подряд. Как-то мне попалось житие Преподобного Ефрема Сирина, и пришел я к такому выводу: оказывается, что и Священное Писание, и Священное Предание, и Святоотеческая литература – это не легенды и мифы про стародавние времена, а - про нас нынешних, более того, - про каждого из нас. И в них всё сказано, в том числе, и как спасаться. То есть: как жить, как и кому служить, и как умирать. Ответы на все вопросы уже давно существуют. Но если Писание, т.е. Библию, еще кто-то может воспринимать в качестве мифа, то есть такая часть Священного Предания Церкви, как «Жития святых», проще говоря, биографии реальных людей, которые своей жизнью и поступками переводят на доступный русский сказанное в Писании и Предании. А ведь святыми не рождаются. Все люди рождаются грешными. Кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени. И всех их объединяет одно: покаяние в грехах и через покаяние - избавление от этих грехов. Хоть разбойник, хоть монах, хоть мирянин вместо того, чтобы изучать грехи окружающих, считали себя самыми грешными, хуже скота, каялись, вымаливали прощение у Бога, и Он не только прощал им грехи, но и помогал избавиться от них, вознаграждал и при жизни, и после смерти. И через те чудеса, которые мы наблюдаем по молитвам к этим святым, Господь показывает, как нам надо жить. И что главное в Православии - Покаяние перед Господом.

Так вот, в житии Преподобного Ефрема Сирина – Вселенского учителя Покаяния - есть момент, когда его в юности обвинили в том, чего он не совершал, и посадили в тюрьму, сейчас это называется : «предварительное заключение». В то же время с ним «посадили» еще двоих, так же голословно обвиненных, людей. С мирской точки зрения, вроде бы нехорошо и несправедливо. По идее, надо ругаться, возмущаться, поднимать скандал, обвинять власти в беспределе, требовать восстановления справедливости и законности, а также наказания виновных, взывать к мировой общественности и правозащитным организациям. Возможно, Ефрем и иже с ним невиновно арестованные что-то такое и задумывали. Но тут во сне Ефрему явился какой-то человек и напомнил ему прошлые дела. И вдруг выяснилось, что когда-то Ефрем совершил такое же преступление, в котором его сейчас незаслуженно обвиняли, но тогда избежал ответственности. Он поговорил с друзьями по несчастью, и выяснилось, что у них такая же ситуация: каждый из них в своей жизни совершил преступление, за которое не понес наказания. И что не такие уже все и невиновные. И что, если от закона еще и можно спрятаться, то от Бога не убежишь. Он все знает. Сам забудешь – Он напомнит. И Господь еще не раз через сон напоминал Ефрему о его поступке. В итоге Ефрем осознал, что есть во всём этом определенное справедливое воздаяние. Он начал каяться самым искренним образом. В конце концов, невиновные, и среди них сам Ефрем, были освобождены, а настоящие виновники найдены и наказаны.

Но это было тогда. А вот случай из моей практики.

«Скажите им, пусть мне крест вернут»

До своего прихода в Церковь я очень гордился достижением по делу ЮКОСа. Мой подзащитный получил всего два года общего режима, более того, у меня на руках остались документы для его реабилитации. А право на реабилитацию срока давности не имеет. С таким результатами по делу ЮКОСа никто не выходил. При этом он со следствием не сотрудничал. Витя, я не просто ходил над землей, я над ней реял! Я всем доверителям об этом рассказывал и показывал приговор. В рамках дела ЮКОСа такое было невозможно. Адвокат, который работал фактически на Лондон (штаб Ходорковского), даже назвал меня «королем процесса», и я млел. Господи, прости дурака!

Тогда я плотно работал с одним банком. И у них по одному из эпизодов дела ЮКОСа арестовали одного сотрудника. А банк с ЮКОСом дела вообще не имел. И не хотел иметь. И проходить по делу ЮКОСа тоже не хотел. От меня требовалось разобраться, что произошло, чем это грозит банку и, по возможности, помочь сотруднику - Косте. Как сказал председатель правления банка, за что я его зауважал еще больше: - Надо вытащить этого финансового гения, мы ему сами морду набьем. А там ему делать нечего.

Что касается дела ЮКОСа, могу сказать, что нарушений при его расследовании было действительно много. Оно шло по принципу « Команду дали – будем сажать»», а как посадить - роли не играет. И я так понимаю, что это было не по злому умыслу. На тот момент честных профессионалов среди следователей осталось мало. Старая школа следствия была разрушена, а новая ничего общего со школой не имела. На службу в правоохранительные органы многие поступали с целью «откосить» от армии, а также под влиянием сериалов, в которых людям рекламируют, как правоохранители «крышуют» бизнес, наркоторговлю и пр. пороки.

Чтобы был понятен уровень профессионализма, воспроизведу диалог между двумя юристами – мной, адвокатом, и одним из руководителей следствия в звании генерал-майора.

Я: - Вы понимаете, что обвинение незаконно и не обоснованно, что если в таком виде состоится приговор, то будет признано, что что руководство Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг надо привлекать к уголовной ответственности за халатность? Я же первый обращусь в Генеральную прокуратуру!

Он, генерал-майор: - А мы тогда твой банк разнесем. Не веришь?

И что тут ответишь? Конечно, верю. Это они могут.

Хотя, должен сказать, что приговор по первому делу ЮКОСа о неуплате налогов – законный и обоснованный. И если кто хочет сказать, что процесс по ЮКОСу был политический, не верь. Обыкновенная экономическая уголовщина.

Сразу хочу сказать, что при всем моём тогдашнем «жидовстве», отношение к ЮКОСу у меня было крайне негативное. Еще на заре моей предпринимательской деятельности довелось пересечься с людьми из банка МЕНАТЕП, который породил ЮКОС, а затем - и с деятельностью самого ЮКОСа. В этих структурах насаждалась идеология стяжательства. Людей учили добывать деньги любым способом. Как пример, в банке МЕНАТЕП был такой порядок: у тебя закончился картридж в ксероксе, а тебе надо сделать копию документа. Ты идешь в соседний отдел, и там платишь за копию. Это при том, что без этой копии документа банк не составил бы отчет и получил неприятности. Один из фигурантов по делу ЮКОСа на допросе как-то сказал: « Желание иметь много денег ничем не сдерживается в организме ».

Это там я впервые услышал изречение: «В бизнесе законов нет». И то, что ЮКОС создавался как механизм разграбления и закабаления России – доказанный факт.

Обмануть, не расплатиться, «подставить» - в этих структурах было образом жизни. Что, в итоге, и провернули с моим Костей, который к ЮКОСу никакого отношения не имел, никого в нем не знал, его просто попользовали. К нему пришли знакомые, попросили обналичить векселя Сбербанка, то есть предъявить векселя в банк, получить по ним наличные деньги и передать эти деньги тем самым знакомым. При этом в векселях были указаны паспортные данные Кости. Всё бы ничего, но векселя были приобретены на деньги ЮКОСа, которые руководство, согласно обвинению, похитило у своих акционеров. Костя об этом узнал только после того, как за ним пришли.

По тем временам для того, что бы попасть в СИЗО к задержанному, надо было получить разрешение у следователя. Иду к следователю, получаю разрешение, а заодно и знакомлюсь с постановлением о возбуждении уголовного дела и рядом других документов. Тщательно разбираемся с материалами и совершенно неожиданно для себя выясняем, что Костя с точки зрения закона всё делал правильно, и что закрыли его незаконно. Несколько раз всё перепроверяем и приходим к выводу, что мы правы.

Я весь такой из себя умный и уверенный прихожу в изолятор Лефортово. Мне приводят Костю. Высокий светловолосый парень лет 25. Я еще не успел представиться, как услышал:

- Скажите им, пусть мне крест вернут.

Я не понимаю:

- Костя, какой крест? Ты о чем? Сейчас не о том надо думать…

Он уперто:

- Скажите им, пусть мне крест вернут.

Я начинаю заводиться:

- Костя, при чем тут крест? Смотри, у нас есть документы, подтверждающие, что ты невиновен! На, читай!

Он бесстрастно:

- Раз сижу, значит виновен. Если не в этом, то в другом. Я же знаю.

Я отказываюсь его понимать. Во, думаю, болезный, как он с такими понятиями в банке работает? Всё, думаю, будет дурак сидеть.

Как показали последующие события, дураком был я. Только понял я это через шесть лет.

Я оставляю ему документы:

- Ладно, читай, приду через неделю - чтобы линию защиты выучил наизусть.

- Как Бог даст, - отвечает.- Я буду молиться. Про крест не забудьте.

Честно говоря, я про крест тогда забыл. Еще три встречи он мне напоминал, я пенился, а затем он самостоятельно вытребовал от руководства СИЗО свой крест.

Это я сейчас могу сказать, что всеми нашими действиями по защите руководил Господь по молитвам Кости и его матери. Тогда же я этого не понимал. Сам бы я с роду веку не додумался. И судью Он слушать заставлял, и доказательства защиты находить, и способы их приобщения к делу. Помощь Господа была всесторонней.

Начнем с того, что мы, как я и говорил, фактически моментально нашли линию защиты. Это на самом раннем этапе позволило вывести Костю из «группы лиц», которых судили за присвоение денежных средств и легализацию доходов – тяжкие преступления, за которые можно было получить до пятнадцати лет. Косте придумали другую статью – незаконная предпринимательская деятельность. За неё давали не больше пяти. Уже легче.

Затем, при ознакомлении с материалами дела, мне удалось установить наличие фальсификации доказательств со стороны следствия. Представь себе: в одном из томов совершенно случайно обнаруживаю справку за подписью начальника налоговой инспекции о том, что мой Костя на налоговом учете не состоит. Я делаю копию, еду в налоговую инспекцию с запросом и опять совершенно случайно обращаю внимание на стенд с информацией. На нем вывешены приказы и распоряжения за подписью начальника налоговой. И подписи на них существенно отличаются от подписи на справке. Уточняю дату справки и выясняю, что на момент ее выдачи начальник налоговой инспекции не менялся. Подаю запрос и, в итоге, получаю информацию, что Костя на учете состоял и налоги уплачивал. А, соответственно, его предпринимательская деятельность законная, потому как с незаконной государство налоги взимать не может. К примеру, не взимаются налоги с незаконного оборота оружия или наркотиков. Такая деятельность просто пресекается по закону.

Ага, думаю, если сейчас такое всплывет, скандал будет грандиозный, дело ведь освещает пресса, да еще и на международном уровне. Есть предмет для торга.

Я весь счастливый, прихожу к Косте, думаю, обрадуется. Как бы не так. Костя себе не изменяет:

- Как Бог даст. Я лучше молиться буду.

Он меня до исступления доводил этим своим «буду молиться» и «как Бог даст».

Тут надо немного написать, как происходил суд.

Это было как в кино: по коридорам бродил спецназ с пулеметом, у входа в суд толпилось телевидение, в зале присутствовали журналисты. В процессе было 9 подсудимых, из которых только один был сотрудником ЮКОСа. Остальных просто ЮКОС попользовал, они к его деятельности отношения не имели. Двое из подсудимых дали «нужные» следствию показания в обмен на обещания, что получат условный срок и слегка лжесвидетельствовали. На всех было 15 адвокатов.

Один из них, достаточно известный и профессиональный, работал непосредственно на штаб Ходорковского. Я так понял, его задача была максимально политизировать процесс. Судьба подзащитного его не интересовала. Вся его деятельность заключалась в следующем: вместо того, чтобы предоставлять и добиваться приобщения к материалам дела оправдательных документов и иных доказательств защиты, он позировал перед журналистами и камерами, и вещал голосом Новодворской: «Это позор России!», «Это политический процесс!», «Это тридцать седьмой год!», «Где справедливость?», «Где правовое государство?» и «Сталинские репрессии возвратились!». Получалось трагично, проникновенно, и что, самое главное, - во вред его подзащитному. Зал даже рукоплескал, только вот его клиент получил 14 лет строгого режима при том, что прокурор просил 13.

Судья от такого поведения тихо озверела и пошла на принцип. Хотя судьба процесса и так была решена, но последствия могли быть существенно мягче. Судья начала отсекать доказательства защиты любым способом. Она отказала «лондонскому» даже в приобщении к материалам дела такой мелочи, как должностная инструкция его клиента. За любую оплошность со стороны адвокатов судья могла вынести частное постановление о привлечении к дисциплинарной ответственности.

И вот на фоне этой нервозной обстановки заявляюсь я с ходатайством о приобщении к материалам дела документов, подтверждающих фальсификацию доказательств со стороны прокурорских следователей. Это гарантированный грандиозный скандал с привлечением внимания «всего мирового сообщества».

Костя сидит за решеткой, опустив голову. Такое впечатление, что его все это не касается.

ходатайство, копии передаю судье, прокурорам и адвокатам. Смотрю на судью. Ходатайство – это просьба. В данном случае просьба о приобщении к материалам дела копий документов и исключении из совокупности доказательств сфальсифицированной справки из налоговой инспекции. К ходатайству степлером присоединены приложения – копии документов. По закону суд не имеет права не принять ходатайство. В зале тишина. Судья молча читает, смотрит мне в глаза, натянуто улыбается, демонстративно открепляет приложения от ходатайства и возвращает их мне. Без приложений моё ходатайство – ничем не подтвержденное заявление.

Витя, я вот сейчас вспоминаю это всё и поражаюсь тому, как Господь вразумил меня. А еще я вспомнил, что возле здания суда находится храм, и в один из обеденных перерывов я зашел в него и приобрел деревянную иконку батюшки Серафима Саровского Она была вырезана по контуру фигуры батюшки и достаточно толстая, чтобы могла самостоятельно стоять на столе или на полке, и я все время носил ее с собой в суд, а дома, когда работал по этому делу, - ставил её на стол. Я не знаю, почему я это сделал. Наверное, потому что душа человеческая - христианка, как говорит отец Николай, постоянно ищет Бога, Его помощи и Его заступничества. Хотя сам человек может этого не понимать.

Ну так вот, судья еще не успела передать мне приложения к ходатайству, а я уже знал, что буду делать. С нетерпением дождался окончания судебного заседания, приехал домой, затем отфотографировал все документы, которые не приняла судья, слегка уменьшил изображения и поместил их в текст ходатайства. Получилось ходатайство с фотографиями, на которых отчетливо видны следы фальсификации. Правда, если изначально само ходатайство было на трех листах, а остальное были приложения, то теперь оно составляло порядка сорока листов, такая себе небольшая брошюра с картинками, причем, читалось даже увлекательно.

На следующий день прямо с утра подаю ходатайство. Как было сказано раньше, судья не имеет права его не принять. Судья просматривает, хмыкает, вполголоса произносит: «Молодец какой», и объявляет, что рассматривать его будет позже, сейчас не время.

В зале начинаются шевеления. До этого на нас никто особого внимания не обращал, мы были не в «группе лиц», и у нас была отдельная статья. Но тут надо понимать, что приговор будет общий в отношении всех подсудимых, только мера наказания у каждого будет своя. А это значит, что если приговор будет отменен в отношении моего Кости, то он будет отменен и в отношении остальных участников процесса.

Нами сразу заинтересовался «лондонский» - тема фальсификации прекрасно ложилась в его политическое кредо «В России преступная власть и правовой беспредел», и он начал предлагать придать этому делу огласку и устроить шоу на весь мир. Сам-то он этого сделать не мог: либо я, с разрешения моего подзащитного, либо сам Костя. Я иду к Косте. Озвучиваю предложение.

Костя говорит:

- Спасибо, не надо. Никакого шума. Будет только хуже. И так всё хорошо, слава Богу!

Зная Костю, что-то подобное я и предполагал. Тем не менее, в заседаниях я периодически возвращался к теме рассмотрения моего ходатайства. И в конце концов я был услышан. В прокуратуре тоже не дураки и тоже понимали последствия, если вдруг история с фальсификацией будет раскручена до конца. Костя-то им и не был нужен, им был нужен ЮКОС. И они вышли с предложением: я закрываю рот, а они просят в суде назначить Косте наказание в виде полутора лет колонии-поселения. С учетом того, сколько Костя уже провел под стражей, да пока приговор вступит в законную силу, то Костя сразу выйдет на свободу. Я не мог поверить. Чтобы такой монстр, который давит всё вокруг, и вдруг: «Давайте договариваться»! Тем не менее, они слово сдержали. Но об этом позже.

Подходит окончание судебного следствия, начинаются прения. Прения – это часть процесса, в котором обвинение аргументирует свою позицию и просит наказания для каждого из подсудимых, а подсудимые и защитники заявляют свою позицию, согласие или несогласие, приводят аргументы и доказательства защиты. После чего суд удаляется для вынесения приговора.

И вот, я прихожу к Косте, даю ему текст его выступления в прениях, состоящий из восьми предложений. Только ссылки на закон и всё. Говорю:

- Учи, тут немного, желательно, чтобы ты говорил без бумаги.

Понятное дело, я весь на нервах, для меня этот процесс – дело чести, доблести и геройства. Я уже представлял, как я в прениях буду все разносить. Мне надо было, чтобы сначала красиво выступил Костя, а потом уже и я оторвусь от души. И тут мне Костя выдает:

- Не буду я ничего учить, все равно не запомню, я молиться буду, а то будет, как на дипломе, растерялся и всё забыл.

Я аж задохнулся. – Какой диплом, это что тебе экзамен? Это уголовная статья! Ты что, маленький? Ты, вообще, понимаешь, что происходит? В понедельник будет решаться твоя судьба! Я тут ночами не сплю, пишу бумаги, строю линию защиты, это тебе не курсовую писать, а он, видите ли, молиться будет.

Выхожу из кабинета и слышу:

- Всё равно, как Бог даст, так и будет.

В полностью унылом состоянии прихожу в суд, начинаются прения. Прокурорские, как и обещали, для моего просят полтора года колонии-поселения. Подходит очередь выступать Косте. Он говорит ровно, спокойно, не оправдываясь, не упирая на свою невиновность: да - было, да – делал, делал в соответствии со своим пониманием закона, как есть, так и есть. Мне не понравилось.

Оглашение приговора. Здесь тоже надо пояснить, что в обычной судебной практике судья дает ниже, чем просит прокурор, но выше, чем просит защита. Сейчас же было наоборот. Судья приговорила всех подсудимых к реальным срокам и большим, чем просил прокурор. Я не знаю, чем это было вызвано, не исключаю, что поведением некоторых подсудимых и защиты. Двоим, которым обвинение просило условный срок (которые «сотрудничали» со следствием и дали заведомо ложные показания) – шесть лет строгого режима. Всем остальным – на год больше, чем просил прокурор. Моего приговорили к двум годам общего режима. Прокурорские сами были в потрясении. На выходе из суда они стали оправдываться: «Ну ты же видишь, мы все сделали, как и обещали».

Я был в состоянии озверения. Ко мне тут же подошел «лондонский» и сладко зажурчал:

- Ты - звезда процесса. У тебя самые убойные доказательства. Ты должен обжаловать, ты должен всем нам помочь, мы на тебя надеемся. Если в отношении твоего приговор отменят, то и нашим легче будет. Ты – красавец! С такими результатами, как ты, никто не выходил!

Я пыжился и надувался от признания моих достоинств, важности задачи и собственной значимости.

Готовлю апелляционную жалобу и окрыленный еду к Косте.

Костя спрашивает:

- А зачем? Мне это не надо. Вы можете гарантировать, что мы не сделаем хуже?

- Как же, - отвечаю, - тут же сплошные нарушения закона, ты год незаконно провел под стражей, еще год париться, надо обжаловать, мы им сейчас покажем!

- А зачем? Слава Богу, и так неплохо получилось. Откуда Вы знаете, может так и надо? Это ж не Вы сидите. Пусть они и обжалуют. Пока пройдет обжалование – еще полгода, а там уже скоро и на свободу. Нет, не надо ничего писать.

Мне пару раз звонили адвокаты, говорили о корпоративной этике, о том, что я должен, о том, что я чуть ли не предатель общего дела, и что против произвола и несправедливости надо бороться. Я ничего не мог сделать – по закону адвокат не имеет права пойти против воли доверителя. Я, конечно, сильно переживал, считал Костю слабым и безвольным, прости меня Господи!

Не понял я его тогда. А сейчас понимаю, что он не роптал и не сетовал на несправедливость, считал себя виноватым и каялся. Он не просто верил в Бога, он вверил себя Ему, и Бог явил милость.

И как результат: Косте дали всего два года. При этом он почти их уже отсидел. Все остальные получили от шести (которые «сотрудничали» со следствием) до четырнадцати лет строгого режима. Костя смирялся, а они возмущались.

Всё как, в житии Преподобного Ефрема Сирина, - осознал, что сидит не зря, смирился, покаялся и, в итоге, проведя сравнительно небольшой срок в тюрьме, вышел на свободу. По крайней мере, мне так видится.

Преподобный отче Ефреме, моли Бога о нас!

Фёдор Макаров

Начало "Записок православного адвоката" здесь

Продолжение - "Послание Виктору Саулкину - 2" 

и "Послание Виктору Саулкину - 3"

Всего просмотров: 2685

Оставлено комментариев: 1

Понравилось: 1